Аннапонималаего,как никто другой,никогдане жаловалась,не донималаревностьюи глупыми бабьимирасспросами,когда он задерживалсяв своей мастерскойдо позднейночи. Радинегоона отказаласьот карьерыбалерины. Оназнала, какойособеннойжертвенноститребует искусство,каким скуднымделается мир,когда нет возможностизаниматьсялюбимымделом.Она служилаему систовой самоотверженностью,ничего не требуявзамен. ПрекраснаяТерпсихора!Идеальная муза!
Онибыли бы счастливывместе, еслибы не ее отец.Товарищ Штернне понимал ине желалпониматьсвою единственную,горячолюбимуюдочь.Оннедоумевал,какможноотказатьсяотподмостковрадиунылойучасти бытьженой какого-тотам художника.А раз уж случилосьтакое несчастьеи исправитьегонет возможности,то подайте емувнука!
Внука!В сорокс небольшимСавваи сам задумывалсяо детях.Более того,особенным своимчутьем понимал,что ребенокпримирил быего стестем.Невыходило... Вхрупкости иизяществеАннынашелсяодин,но оченьбольшой изъян.Она не моглавыносить дитя.Савва переживал,возил жену получшим столичнымврачам, когдаещебыланадежда, утешал,когда надеждыне стало.Но где-то в глубинедушижило и креплоподленькое,недостойноетворца чувствоудовлетворения.БеременностьАнны примирилабы егос тестем,но чтосталобы с его музой?Вдруг с рождениемребенка чудесныйсвет потускнеетили вовсепогаснет?! Ему,стоящему напорогеволшебныхоткрытий, безсвета никакнельзя...
Этитригодабыли волнительнымии невероятноплодотворными.Савва шел вгору!И еслитворческимростом он былобязанАнне,то карьерныйрост обеспечивалвсесильныйШтерн.
«Недлятебястараюсь,Савелий!Длядочки,длякровиночки.Ты смотримне!Если узнаю, чтообижаешь ее,если толькозаподозрю...»Тесть говорилэти несправедливыеи обидныесловаедва ли не прикаждой встрече,дожидался,когда онис Саввойостанутсянаедине,хмурил невысокийлоб, смотрелповерх очковтак, словнособиралсявынестисмертный приговор,и шипел: «Еслитолько заподозрю...»И Савве всякийраз приходилосьоправдыватьсян унижаться,будто он и всамом дележелалсвоей Терпсихорезла.
«Акак внучка мнеродите, отблагодарю!— Послетретьейрюмкиконьяку голостестя становилсямягче,но стальнойблеск из глазникуда не девался,предупреждал,что ухо нужнодержать востро,не расслаблятьсяни на секунду.— Савелий,ты знаешь,я могубыть оченьщедрым».
Саввазнал. Всем, чтоу негобыло: выгоднымизаказами отпартийнойверхушки, мастерскойв центре, востребованностьюи обласканностьювласть имущими,— онбылобязан тестю.В этом циничноммире талантбольше ничегоне значил.Талантливыегнили в лагерях,прозябали взаштатных домахкультуры, продавалидушуза возможностьжить тихо инезаметно.Савва не хотелбыть незаметным!Теперь, когдаон чувствовалв себеневероятнуюсилу, емухотелось заявитьо себе навесь мир, зашкиркипритащитьглупыхи никчемныхлюдишек кподножию настоящегоискусства.
Учего бы непременнополучилось.Он добилсябы своегорано или поздно,вопреки всемуи назло всем,но егомечты спуталонечтогораздо болеестрашное игрозное, чемтоварищ Штерн.Война,давноожидаемая, новсеравно грянувшаявнезапно, изменилавсю его размереннуюжизнь. Искусствобольше никомуне было нужно.Стране требовалисьснаряды, новыетанки, новыесамолеты иновые солдаты.Всеобщаямобилизация...Всеобщая!!!
Нет,Савва че боялсяумереть.Он, ещев юности познавшийкрасотусмерти,боялся другого...Отступиться!Остановитьсяв самом концепути, переддверью, котораявот-вот распахнется,отречься отвсего, чтобередит ум идушу!Егоместов мастерской,егоорудие —молотоки зубило, егопризнание— воскрешатьмертвый камень.А война... Войнаобойдетсябез него.
ТестьвыслушалСавву с многозначительнойусмешкой,этому солдафонубылиневедомытерзаниядуши, долг передродиной онвоспринималслишкомбуквально.Савва злилсяна себя,ненавиделШтерна,нарочно нежелавшегоизбавитьегоот унизительныхобъясненийи просьб,но продолжалговорить.
—Жалкийтрус! —Тестьс неожиданнойдляеготщедушноготеласилой рубанулкулаком постолу. Саввавздрогнул, ноне отстраха, а отомерзения. Какже гадко, когдамиром правятвот такие... ТоварищиШтерны! —Броньтебенужна? Червь!
Онедва не сорвался,едвасдержался отневыносимоострого желаниявцепитьсятестю в горло,зубами грызтьэту неуемную,ничтожнуютварь,посмевшуюобозвать егочервем. Он бы,наверное, ивпился,и грызбы, захлёбываясьпрогоркшей,застоявшейсякровьюШтерна, еслибы вэтот самыймоментв комнатуне вошлаАнна.
—Папа,что-тослучилось? —В еевзгляде былитревогаи ещечто-тостранное, ранееневедомое. —Вы сейчаспро фронт, да?
— Неволнуйся, солнышко!— ВолчийоскалШтерна сменилаотеческаяулыбка.— Тольконе волнуйся...
—Сейчасвсе говорятпро фронт, провойну. Это ведьскоро закончится,да, папа?
—Закончится.Непременнозакончится!Собственноговоря,я потому здесь...— Штернзамолчал,и вглазах егомелькнула самаянастоящаярастерянность.— Ясказать хотел...Предупредить.Аннушка, ты жепонимаешь какоесейчассложное время.Понимаешь,чтостране нуженкаждый, ктоспособендержать оружиев руках. Дляпобеды.
Ладонивзмоклиотненависти истыда. Саввавытер их о брюки,с вызовом посмотрелнаненавистногоШтерна.Стране нужныего руки?Ну чтож, онготов! Он никогдане был трусомн никому непозволит...
—Аннушка,я ухожу на фронт.— Штерн