Впарке хозяйничалабуря: ветергнал по дорожкамсорванныелистья и невестьоткуда взявшийсямусор, деревьягнулись едване до земли,стонали ипоскрипывали,дождь лил сплошнойстеной, заполняясобой все, чтотолько можнобыло заполнить.Красота!
Грим,спущенный споводка, тутже слился счернотой. ТеперьАрсений егоне видел и неслышал, но непереживал задруга. Грим непропадет, онумный, кудаумнее некоторыхпрямоходящих.Надо толькоподождать,когда пес вернется.
Гримане было долго,наверное, парки в самом делеочень большой.Уже привычныйк внезапномупоявлениюсвоего пса,Арсений всеравно испуганновздрогнул,когда из темнотына него свалиласьшестидесятикилограммоваятуша. Здоровенныелапищи заскользилипо куртке, оставляяна ней грязныеследы, а мокройщеки коснулсяшершавый игорячий язык.
—Грим,фу! — Арсенийне без усилийоттолкнул отсебя пса, успокаивающепогладил поголове. — Вродебы серьезнаяпоисковаясобака, а ведешьсебя как щенок.Нашел что-нибудьинтересное?
Гриммягко, но многозначительносжал челюстина его запястье,потянул засобой. Значит,нашел.
Наверное,до того места,к которому велего пес, можнобыло добратьсякуда болееудобной дорогой,но вошедшийв охотничийазарт Грим неискал легкихпутей, пер напролом— по цветочнымклумбам, сквозьмокрые кусты.Останавливатьего сейчас,когда он взялслед, былобесполезно,оставалосьпослушно бежатьследом, оскальзываясьи чертыхаясь,из последнихсил стараясьне упасть.
Этасумасшедшаягонка закончиласьвнезапно. НеуспевшийсориентироватьсяАрсений все-такиупал. Ладонисначала заскользилипо мокрой траве,а потом уперлисьв каменныеступени, надухом тихо рыкнулГрим. Еще неотойдя от внезапногопадения, неподнимая головыи не оглядываясьпо сторонам,Арсений ужезнал, где оказался.То самое шестоечувство, котороеон уже давнопривык считатьсвоим рабочиминструментом,сначала холоднойзмеей проползлопо спине, а потомкамнем упалона дно желудка.
—Приплыли,— сказал он,поднимаясьна ноги.
Павильонбыл большим,гораздо болеемассивным, чемказался издали.В короткомсполохе молнииАрсению почудилосьв нем что-тонеправильное,больше подходящеесклепу, чемпарковомупавильону.Наваждениеразвеялось,стоило лишьобойти строениепо периметру.Восьмиграннаяформа, куполообразнаякрыша, изящныеионическиеколонны, пространствомежду которымизаполненопустотой. Впрочем,этотолько на первыйвзгляд —пустотой.Протянутаяладонь леглана прохладнуюгладь стекла.Павильон присвоей кажущейсяажурности иневесомостибылнадежнозащищен отнепогоды. Арсенийприжался лбомк стеклу, пытаясьразглядетьхоть что-нибудьвнутри. Ничего—толькогустая темнота,гораздо болеегустая, чемтут, снаружи.
Молниявспыхнула заспиной за мгновениедо громовогораската, и Арсений,ко всему привыкшийи ко всему готовыйКрысолов, испуганновскрикнул.
Потусторонустекла стоялаженщина... Белыеодежды, уложенныев высокую прическуволосы, протянутыев просительномжесте руки,тоска в мертвыхглазах. Боженькасвяты! Так этоже она... Вернее,одна из них...
Темнотаснова набросилана павильоннепроницаемоепокрывало, номертвая музадо сихпорстояла передвнутреннимвзором Арсения,тянула тонкиеруки, гляделас мольбой иукором. Неважно,был Савва Стрельниковмистиком илизлодеем,гением он былоднозначно.Потому чтотолько рукагениямогла создатьтакую совершеннуюи такую убийственнуюкрасоту.
Творец,1920 год (Эрато иЭвтерпа)
Онавошла в егожизнь почтисразу же вследза Амели. Адели— затеряннаяна задворкахПарижа сестра-близнец.Та же плавностьи текучестьлиний, те жечерные волосы,тот же профильи разворотголовы. Адели,такая похожаяи одновременнотакая особенная!В ней было то,чего Бог не далАмели. Страсть,жадная, все насвоем путисметающая жаждажизни, любви,приключений.Искра, способнаясжечь дотлавесь Монпарнас.С робкой и покорнойАмели их роднилотолько одно— любовьк красному.Мертвая роза— вволосах одной,гранатовыйбраслет — назапястье другой.Пока гранатовый,а скоро непременнорубиновый! Такона утверждала.Она, дешеваяпевичка издешевого кабаре,ценила себядороже кокотоквысшего света,она верила, чтоФортуна непременноим улыбнется.
Всемтроим! Аделиумела желатьи жить с такойсилой, что Савва,уже почтиразуверившийся,почти захлебнувшийсяв толпе такихже, как сам, молодых,голодных ичестолюбивых,вновь обрелсилы и веру всвою счастливуюзвезду.
Амели,его маленькаяи слабая Амели,которую в порывеособой нежностион называлЭрато, не смоглавынести насвоих хрупкихплечах тяжкоебремя музы.Исходящегоот нее светахватило всегона несколькокартин, такихже ровных, спокойныхи текучих, каки она сама. Апотом светпогас, и храм,который Саввавоздвиг длясвоей Эрато,рухнул, едване погребятворца подсвоими обломками.
Унего большене было ни музы,ни света. Егомуза оказаласьтакой же дешевойи ненастоящей,как тряпичнаяроза в ее волосах.Она больше невдохновляла,лишь тяготила,сталкивалав бездну, спастисьот которойможно былотолько забытьем,подареннымполынной настойкой.
Зимойумер Амедео,больной, нищий,так и не нашедшийпризнания. Напамять о немосталась лишьстопка наброскови несколькоподаренныхкартин. Жаннаушла вслед засвоим творцом,добровольнои безропотно,как и должноуходить настоящеймузе.
ААмели не уходила.Развенчаннаямуза Амели жилас ним пододнойкрышей, дышалаоднимвоздухом