Музы дождливого парка - Страница 86

по прутьямперил в беспомощнойпопытке удержатьот падениясразу два тела.Он бы сумел, онбы нашел в себесилы втащитьМарту обратнона площадку.Если бы она несопротивлялась...БезжалостнаяМельпоменане желала отпускатьсвою жертву.Мельпоменаутаскивал ихобоих в бездну...

Всеизменилосьв тот самыймомент, когдасил у Арсенияуже не осталось.Тело Марты,всего мгновениеназад беснующеесяи извивающееся,вдруг обмякло,повисло тряпичнойкуклой. Он ещеуспел втащитьее на площадкудо того, каксилы иссяклиокончательно.

Оналежала на спине,все так же раскинувв стороны руки,в ее окаменевшемлице не быложизни...

—Марта!— Наверное,нужно былоосторожно инежно, но осторожнои нежно Арсенийне мог. В этострашное мгновениеему казалось,что только так,силой и криком,можно вернутьжизнь в этохрупкое тело.— Марта, не умирай!Слышишь меня?!Не смей умирать!

Онуже задыхалсяот усталостии собственнойбеспомощности,когда Мартаоткрыла глаза.Глаза былиизумрудно-зелеными.Она не сталаспрашивать,где они и чтоделают на смотровойплощадке, онас тихим всхлипомобхватила егоза шею, прижаласьщекой к груди.

— Всев порядке. Теперьуже все в порядке.— Наверное,нужно былосказать что-тоболее весомое,но слов не было.Те мгновения,когда он считалМарту мертвой,прожгли в душедыру,лишили не толькосил, но, кажется,даже эмоций.

— Яне могла. Честноеслово, я старалась,но не могла, —шепталаМарта, уткнувшисьлицом емувгрудь.

— Тывидела?

— Яслышала твойголос. Сначалаголос, а потомзвук флейты.Этобылово мне, да? Онабыла во мне?!

—Теперьэто неважно.—Арсенийпогладилподвернувшегосяпод рукуГрима,огляделся.Марта в относительнойбезопасности,но битва ещене выиграна.Мельпоменане сдалась бытакпросто.

Сноваподул, успокоившийсябыло ветер, иноздри защекоталзапах гари.Внизу, у стенпавильона,что-топроисходило,что-то, не зависящеени от Арсения,ни, кажется, отМельпомены.Мягко, но решительноон оттолкнулМарту, придерживаясьза перила, встал,перегнулсячерез ограждение.

Внизуполыхал костер.Рядом, опираясьна череноклопаты, безмолвнойстатуей стоялчеловек...

—Думаешь,уничтожив меня,ты победишь?—Губ коснулосьледяное дыхание,а вокруг шеиобвились невидимыехолодные руки.—Глупый-глупыйКрысолов! Тыпойдешь сомной...

Костервзорвалсяснопом искр,и окружающиймир потонулв нестерпимомсиянии...

Ната.Исповедь.

Натаизо всех силстаралась бытьСавве хорошейженой, но когдаей уже начиналоказаться, чтовсе у них будетхорошо, в мирее снов врывалосьнечто настолькострашное, чтоутреннее беспамятствоказалось настоящимблагословением.Толькоодно она зналанаверняка:кошмары как-тосвязаныс Саввой и парковымпавильоном.

Павильон...Сколько разона, беззаветновлюбленнаяв астрономию,пыталасьвоспользоватьсяподаренноймужем обсерваторией.Не смогла. Мертвыемузы Саввы, этипрекрасныеи одновременнострашные, словнонаделенныесобственнойволей статуиненавиделиее так острои так искренне,что она кожейчувствовалаих ненависть.Бывшие женыСаввы не желалипускать в своецарство ее,жену нынешнюю.

АСавве в их обществебыло хорошо.Настолькохорошо, чтоработал онтолько в павильоне,а иногда дажеоставался тамночевать.

Онабы смирилась.Не полюбилабы никогда таксильно, каклюбила первогомужа, но сделалабы все от неезависящее,чтобы в ее обществеСавве былохорошо. И дочерейего она любила,как своих собственныхискренней ибескорыстнойлюбовью. Бракс Саввой превратилее в многодетнуюмать и в этомНате виделосьнастоящееженское счастье.

Всеизменилосьсолнечнымоктябрьскимутром восемьдесятчетвертогогода. Воздухсладко пахумирающимина кострахкленовымилистьями. А ещенеубранныелистья обреченношуршали подногами, когдаНата привычнопрогуливаласьпо парку.

—Доброеутро, Наталья!

Ейне нужно былооборачиваться,чтобы понять,кто стоит у нееза спиной. Этотголос она узналабы из тысячи.Кленовые листья,и без того яркие,полыхнулирадостнымбагрянцем, асердце затрепыхалось,как в далекойюности.

—Здравствуй,Аким! Как жедолго тебя небыло...

…Онизменился, измолодого, статного,полного сили жизни мужчиныпревратилсяв старика.Болезненнаяхудоба, сутулыеплечи, испещреннаяморщинами кожа,пожелтевшиеот никотинапальцы...

—Узнала?— Чужоголица коснуласьродная, почтизабытаяулыбка.— А явсегадал, узнаешьли...

—Узнала,Аким. —Словасрывались сгуб зябкимиоблачками пара,повисали ввоздухе междуней иее бывшим мужем.

—Хорошоздесьу вас. —Он говорилспокойно,без горечии обиды,а в глазахгорелтотсамый свет,которыйНатане смоглазабытьвсеэтигоды. —Ты извини,что явот так, незванымгостем...Я толькоповидаться...

Аким,когда-то самыйродной, самыйлюбимый, а сейчасвотсовсемчужой. О чем снимговорить?О том, чтоона писалаему почтикаждыйдень, а он задвадцать летне ответилни наодно ее письмо?О том, как рыдаланочамив подушку,как проклиналаи себя, и его?Или, может, отом, как смирилась,почтивытравилаиз памяти исердца?..

— Яписалатебе, Аким.— Дышатьтяжелоотнепрошеныхслез, таких женепрошеных,как ее бывшиймуж. И скромноесеребряноеколечко, свадебныйподарок Акима,жжет кожу. —Почемуты не отвечал?

— Яотвечал. —В глазах,по-юношескисиних,отчаяние. —На каждоетвое письмо...

—Зачемты врешь?! Хотьсейчас не вримне.Ведь неважноуже все...

—Неважно...— Онсмотритне нанее, а себе подноги. На егостоптанныйбашмак приклеилсякленовый лист.— Спросиу Саввы, спросиу своего мужа,Наталья,кудаон девал моиписьма.Спроси, какиеещетайны он скрывалот тебя все этигоды.

Надголовойпронзительно-синеенебо, такое жесинее, как глазаАкима.И в этой синеверыжаякленовая круговерть,